Перевод Ольги Карпиной
Редакция Елены Мокренчук
«В последний год обучения в средней школе, – делится воспоминаниями один известный писатель, – я принял Иисуса Христа как моего Спасителя и стал рожденным свыше христианином». Уверенный, что нашел «единственно правильную религию», подросток с готовностью свидетельствовал о ней своей семье, друзьям и даже совершенно незнакомым людям. Однако, как ни печально, эти религиозные убеждения не удалось сохранить на протяжении его студенческих лет: в вузе молодой человек подвергся тому, что он называет «переобращением», возвратившим его к радикальному атеизму (Shermer, 2000, 1999).
Кто он? Майкл Шермер, директор «Общества скептиков», издатель журнала «Скептик». Сегодня он зарабатывает себе на жизнь развенчиванием христианства.
Такая сюжетная линия намного более распространена в жизни, чем мы можем себе представить. Подростки, воспитывающиеся в надежных христианских семьях и получающие образование в христианских школах, слишком часто теряют веру во время обучения в колледже или университете, оказываясь несостоятельными в своих религиозных доводах перед лицом новейших интеллектуальных или культурных тенденций. Есть ли способ изменить подобный ход событий? Могут ли христианские школы лучше готовить молодежь к тем испытаниям, которые им предстоит перенести в будущем?
Ключевым решением данной проблемы является обучение христианскому мировоззрению. По мере того, как общая культура в США проявляет все большую враждебность христианству, становится все сложнее жить согласно библейским принципам, соблюдая их во всей чистоте и благочестии. В предыдущем поколении, когда значительная часть американской культуры все еще придерживалась, в общих чертах, христианской морали, верующим сходила с рук вера, состоящая из немногим большего, чем посещение церкви и репутация добропорядочности. Однако сегодня «воскресной веры» уже катастрофически недостаточно. Молодежь должна стать намного более целенаправленной, если хочет хотя бы сохранить свои убеждения в целости. Апологетика и борьба за мировоззрение стали неотъемлемым средством выживания христианских ценностей.
Разрыв в вере
Тем не менее, многие христиане по-прежнему продолжают обособлять свои убеждения в отдельную сферу, озаглавленную как «религия», таким образом обрекая себя на то, чтобы всю оставшуюся жизнь подвергаться атакам со стороны секулярных влияний. В конце концов, если мы не применяем библейский взгляд в равной мере ко всем сферам жизни – к нашей работе, участию в политических мероприятиях и событиях, ко времени досуга – мы можем проникнуться небиблейскими взглядами, вероятно, даже не понимая этого. Эти чуждые идеи порой функционируют в нашем сознании как агенты противника, подрывая нашу веру изнутри.
Почему же пагубная привычка дробления жизни на обособленные фрагменты так легко усваивается нами? Потому что мы живем в культуре, которая оказывает невероятно мощное давление на наши религиозные убеждения, заставляя держать веру запертой в отделенной сфере личных духовных рассуждений и индивидуальных нравственных норм. Разделение между общественной и частной жизнью – ключевая характеристика современной культуры. Как поясняет социолог Питер Бергер, модернизация создает дихотомию, отделяющую «громадные и чрезвычайно влиятельные институты публичной сферы» (государство, большие корпорации, научное сообщество и так далее) от частной жизни (семья, церковь и личные взаимоотношения). Общественные институты нацелены на сохранение статуса «научных» и «свободных от ценностных суждений» — а это означает ни что иное, как переведение ценностей в сферу личного выбора (Berger, 1977).
Вот почему мы также можем услышать об этой дихотомии как о расщеплении ценностей/фактов – причем ценности трактуются строго в рамках индивидуальных предпочтений. Можно изобразить эту дихотомию в виде следующей диаграммы:
ЦЕННОСТИ
Индивидуальные предпочтения
_____________________________
ФАКТЫ
Обязательные для всех и каждого
Сегодня такое разделение стало неотъемлемой частью американского образа мышления. Дети слышат и впитывают его каждый день во время обычных занятий в классе. С одной стороны, постмодернизм захватил такие сферы, как общественные и гуманитарные науки. К примеру, в США на уроках родного языка учителя отложили в сторону свои красные ручки по причине возникшего мнения, будто исправление грамматических ошибок и орфографии является формой притеснения простого народа со стороны власть имущих.
Как ни парадоксально, но и в школьном кабинете естествознания вы обнаружите, что теперь только одна точка зрения является приемлемой. Например, эволюция Дарвина не обсуждается, и учащимся не предлагают даже поразмышлять о ней – тем более самостоятельно сделать выводы, насколько она соответствует истине. Естественные науки относят к разряду «общеизвестных фактов», которые нужно не обсуждать, а просто принимать, вне зависимости от своих личных убеждений.
ЧАСТНАЯ СФЕРА
Личные предпочтения
_____________________________
ПУБЛИЧНАЯ СФЕРА
Научные знания
К тому времени, как эти же самые ученики поступят в вузы, они уже хорошо усвоят преподанный им урок. Преподаватель философии Питер Крифт отмечает, что студенты, приходящие на его занятия, «с абсолютной готовностью верят в объективные научные истины или даже иногда в исторические факты, но совершенно не готовы принимать на веру этику или моральные принципы». Вы замечаете здесь расщепление образа мышления? Подавляющее большинство студентов попадают в университетские аудитории уже целиком и полностью убежденными в том, что наука базируется на объективных фактах, а нравственность опирается на субъективные ценности.
Что происходит, когда учащиеся-христиане усваивают такое разделенное понимание об истине? Со временем они начинают молчаливо соглашаться с идеей о том, что их вера – это всего лишь вопрос субъективного опыта, а не истинных познаний – и, следовательно, не относится к разряду вещей, которые можно обсуждать в классе. Таким образом, библейская истина перестает играть для них роль всеохватывающего мировоззрения, объединяющего все их мышление в неразрывное гармоничное целое.
Страж современной культуры
В наши дни расщепление фактов и ценностей – единственное в своем роде сильнейшее оружие для лишения библейской позиции ее законного статуса на публичной арене. В любом обществе доминирующее определение истины исполняет роль привратника в культуре – и мы не сможем представить христианское содержание широкой общественности, если прежде не найдем способ проникнуть в охраняемую этим грозным стражем дверь.
Вот как это происходит. Большинство секуляристов слишком «подкованы» и сообразительны, чтобы прямо атаковать религию или изобличать ее в ошибочности взглядов. Что же они делают? Они переводят ее в область ценностей, полностью исключая из той сферы, где ведется реазговор об истинности и ложности. Таким образом, секуляристам удается заверить нас, что они, конечно же, в общем и целом уважают наши «заветные верования» – но, в то же самое время, когда речь дело касается реальности, они отрицают какую бы то ни было значимость этих убеждений для широкой общественности. Как говорит Филип Джонсон в своей книге «Клин истины», расщепление фактов и ценностей «позволяет метафизическим натуралистам успокоить “потенциально проблематичный религиозный народец”, убедив его в том, что наука не исключает возможности существования наших “религиозных верований” до тех пор, пока они не претендуют на роль знаний» (Johnson, 2000; курсив мой).
Такая динамика также поясняет, почему христианам часто не удается эффективно передавать информацию на публичной арене: оказывается, неверующие постоянно фильтруют все, что мы говорим, пропуская наши слова через собственное мысленное сито, отцеживающее факты от ценностей. Например, когда мы заявляем о своей позиции в отношении проблемы абортов или этики медицинских и генетических исследований, или гомосексуализма, мы стремимся отстоять объективную нравственную истину – они же считают, что мы просто выражаем свою субъективную предвзятость. Когда мы говорим, что существует научное доказательство разумному устройству вселенной, мы намереваемся проследить логическую, поддающуюся проверке систему аргументации – но они говорят: «О, нет! Религиозники решили сделать переворот и захватить власть!..» Фильтр фактов-ценностей отсеивает и уничтожает объективное содержание любого утверждения, которое мы выдвигаем.
Вот почему любая позиция, основанная на религии, считается неприемлемой для широкой общественности. Чтобы не ходить далеко, можно привести сравнительно недавний пример: в ходе дискуссии на тему исследований эмбриональных стволовых клеток актер Кристофер Рив сказал: «Когда обсуждаются вопросы общественно-государственной политики, за дискуссионным столом не должно быть ни одного из представителей какого бы то ни было религиозного течения» (Reeve, 2003). Почему же нет? Потому что государственная политика не должна основываться на чьих-то личных переживаниях – вот какое определение они дают христианской вере!
Двухъярусная истина
Как сформулировал Фрэнсис Шеффер, была разделена сама концепция истины. Для наглядности он использовал воображаемое здание из двух этажей: на нижнем ярусе находятся наука и логика, которые общепризнанно считаются истиной; на верхнем этаже располагаются религия и нравственность, а также искусство и гуманитарные науки (Schaeffer, 1982). Этот верхний этаж и является сферой «частной истины» – о чем мы часто слышим такого рода высказывания: «Это может быть истиной для вас, но не для меня». Пользуясь сегодняшней терминологией, мы можем сказать, что на нижнем этаже находится модернизм, а на верхнем – постмодернизм, с присущими ему субъективизмом и релятивизмом.
ПОСТМОДЕРНИЗМ
Некогнитивный, субъективный, относительный
_____________________________
МОДЕРНИЗМ
Рациональный, объективный, признаваемый всеми как истинный
Важнейший первый шаг в развитии христианского мировоззрения состоит в том, чтобы научиться определять такое разделение. Возьмите, к примеру, полемику вокруг теории эволюции. Основное влияние дарвинизма заключается не в подробностях мутации видов и естественного отбора, но в том, как он усиливает это двухъярусное разделение истины. Как пишет один историк, дарвинизм спровоцировал сдвиг «от религии как знания к религии как вере… Для Бога уже не осталось никакой функции в мире, [поэтому] Он был, в лучшем случае, неоправданной философской концепцией, выведенной из личной потребности». Верование в Бога стало «частным, субъективным и искусственным» (Gillespie, 1979, 16; курсив мой).
Другими словами, если Божье существование не выполняет какой-либо пояснительной или когнитивной функции, то ему остается только одна функция: эмоциональная. Религия становится чем-то, помогающим людям почувствовать себя лучше – если они нуждаются в такой поддержке.
С таким вот культурным и интеллектуальным климатом сталкивается в наши дни молодежь, покидая христианские школы и устраиваясь на работу или поступая в университет. На них сразу начинает оказываться огромное давление, стремящееся свести библейскую истину лишь к частному, личному опыту. Нам предлагают верить во что угодно, – но только до тех пор, пока мы готовы представлять свою веру в качестве некоего иррационального опыта со второго яруса, «правды для меня», но не как универсальную и объективную истину. Если мы должным образом не подготовим наших учеников, снабдив их всеобъемлющим христианским мировоззрением, они будут втиснуты в шаблоны мышления этого мира (Римлянам 12:2), держащие религию «в карантине», в изолированной от всей остальной жизни сфере духовных приверженностей и личной этики.
Изолированная духовная приверженность
Как ни трагично, многие христиане уже оказались втиснутыми в этот мирской шаблон. К примеру, не так давно в новостях прозвучала информация о принятии в штате Делавэр необычайно интенсивной программы преподавания теории эволюции в государственных школах. Корреспондент взял интервью у 15-летней ученицы-христианки, задав ей вопрос, какое влияние оказал этот предмет на ее религиозные убеждения. Девочка ответила, что абсолютно никакого влияния. Почему же нет? «Религия – это твои убеждения, которых ты придерживаешься посредством веры, – пояснила она. – Что же касается науки, здесь нам нужны фактические подтверждения и серьезные обоснования» (Greto, 2003).
Заметьте, как эта девочка-подросток из христианской семьи запросто подытожила, будто религия не имеет ничего общего с логикой и фактами. Она отнесла свою веру ко второму ярусу, где обычные когнитивные процессы мышления не применимы. В результате у этой ученицы не осталось никакого библейского фильтра для переосмысления того, что ей преподается в классе.
Вот еще один пример. На веб-сайте одного из популярных телеканалов, в рубрике, посвященной восьмисерийной программе «Эволюция», содержится отзыв, приписываемый двум «студентам факультета естествознания из консервативного христианского колледжа», которые сделали попытку объяснить, почему верующие способны принять идею об эволюции. Их утверждение заключается в следующем: «Наука имеет дело с материальным миром генов и клеток, религия же – с духовной сферой ценностей и смысла» (2001). Видите, как эти студенты, будучи неразборчивыми адептами современной культуры, прониклись ее дихотомией фактов/ценностей? Они сделали вывод, что наука касается фактов, в то время как религия оперирует исключительно ценностями. Безусловно, подобные умозаключения не только вредны, но и несправедливы: христианство всегда предоставляло самую достоверную информацию о материальном мире: о происхождении вселенной, природе человеческой сущности, о событиях в историии – в частности, о Воскресении. Тем не менее, эти студенты с готовностью отрицали, что христианству присуще какое бы то ни было когнитивное содержание, сводя его к субъективным вопросам «ценностей и смысла». В результате мы видим, что они не имеют в своем распоряжении какой-либо библейской структуры, способной оперировать в области «фактов», которая задавала бы направление их образу мышления в сфере естественных наук – или в любой другой академической дисциплине.
Такие ситуации уже не слишком удивляют, когда вы понимаете, что, вероятно, эти дети были так научены. В недавно опубликованной статье одна молодая писательница описывала свой первый день на уроках богословия в старших классах христианской школы: «Мой учитель богословия нарисовал сердце на одной стороне доски и головной мозг – на другой. Затем он сообщил нам, что эти два явления так же разделены друг с другом, как эти две стороны школьной доски: сердце мы используем для религии, а мозг – для науки» (Passantino, 2003). Это яркий пример обособления – заявления об абсолютном и всецелом разрыве между верой и рациональным мышлением. Христиане сами сокращают библейскую истину до лилипутских размеров, сводя ее к вопросу ощущений, личных предпочтений и ценностей, отказывая ей в способности влиять на когнитивную, познавательную сферу.
Данная дихотомия достигает даже высочайших академических уровней. Мы наблюдаем ее в Университете Бэйлора, который оказался втянутым в полемику относительно определения христианского образования. Традиционный баптистский подход, как поясняет Роберт Бенне в журнале «Христианский век» (Christian Century), можно назвать «атмосферным» подходом, или подходом «двух сфер», где «христианский характер учебного заведения заключается в гостеприимной, дружеской, заботливой атмосфере» университетского сообщества – но где библейские принципы не оказывают влияния на действительное содержание преподаваемых там предметов. На занятиях студенты изучают в точности то же самое, что они проходили бы и в любом секулярном вузе. Как заявляет Бенне, «Традиционные баптисты (в Америке – прим. ред.) не соглашаются с тем… что христианство имеет какое-либо интеллектуальное содержание», имеющее отношение к академическим дисциплинам (Benne, 2004).
Безусловно, данный подход типичен не только для традиционных баптистов Америки, но и для многих евангельских школ в целом. Религия часто рассматривается как вопрос этоса (духовности конкретного народа) и этики, но не знаний. Христиане, в сущности, пошли на компромисс: до тех пор пока нам позволяют начинать занятия с молитвы и преподавать библейские курсы наряду со всеми остальными предметами, мы препоручаем заботу о содержании учебной программы сторонникам секулярных воззрений.
Проблема подхода «двух сфер» состоит в том, что школы выпускают учеников, которые в религиозной сфере своей жизни являются христианами, но в отношении разума оказываются совершенными секуляристами. Когда эти дети покидают школу, их жизни оказываются раздробленными на отдельные, обособленные части, и слишком быстро они скатываются к сомнениям и неверию, по мере того как секуляризм все больше и больше одерживает верх в сфере их мышления.
Культурное пленение
Миссионер Лессли Ньюбигин предостерегает нас: дихотомия фактов/ценностей – основная причина того, почему Евангелие сегодня лишено своей преобразующей силы как в наших личных жизнях, так и во всей культуре в целом. Он описывает это как «культурное пленение» Евангелия (Newbigin, 1994), потому что окружающая культура захватывает христианство в ловушку верхнего яруса «приватизированных» ценностей, не давая ему распространять свое искупительное воздействие на общественную сферу.
Если мы желаем оставаться верными утверждениям Евангелия, мы обязаны настаивать на представлении христианства в качестве всеобъемлющего, единого мировоззрения, имеющего отношение ко всем сферам жизни. Вся сотворенная реальность исходит от Бога и должна быть трактуема во взаимосвязи с Ним. Это воистину благая весть в наш постмодернистский век – о том, что мы не должны попадаться в ловушку фрагментированной и расщепленной жизни. Христианство – это не просто религиозная истина, но истина обо всей существующей реальности. Тотальная, всеобъемлющая истина.
Нэнси Р. Пирси,
научный работник, стипендиат фонда Фрэнсиса А. Шэффера при научно-исследовательском институте мирового журнализма (World Journalism Institute). Написала (лично и в роли соавтора) несколько книг, включая отмеченный наградой бестселлер «Как же нам теперь жить?» ('How Now Shall We Live?'). Данная статья - сокращенная версия главы из ее новой книги «Тотальная истина: освобождение христианства из плена окружающей культуры» ('Total Truth: Liberating Christianity from Its Cultural Captivity').